Художник Михаил Нестеров вспоминал, что когда на передвижных выставках зрители видели под несколькими картинами белую карточку с подписью: "Приобретено П. М. Третьяковым" - это значило, что русская живопись может гордиться появлением новых выдающихся произведений. Решение Третьякова признавалось как аксиома - большего авторитета не было. И Третьяков взял на свои плечи эту тяжесть моральной ответственности, как взял он и тяжесть материальную - собрание национальной художественной галереи средствами одного человека. Поэтому М. В. Нестеров заканчивает свои воспоминания о П. М. Третьякове следующими словами: "кому не приходила в голову мысль о том, что не появись в свое время П. М. Третьякова, не отдайся он всецело большой идее, не начни собирать воедино Русское Искусство, судьбы его были бы иные, быть может, и мы не знали бы ни "Боярыни Морозовой", ни "Крестного хода", ни всех тех больших и малых картин, кои сейчас украшают знаменитую Третьяковскую галерею. Тогда, в те далекие годы, это был подвиг...".

Вся автобиография руководителя цыганского театра "Ромэн" умещена им в один абзац: "В своей жизни я много пережил. В войну на моих глазах расстреляли отца. Очень нелегко пришлось в послевоенное время. Но когда я в шестнадцать с половиной лет пришел в театр, он дал мне все. А потом я встретил любимую женщину. Очень дорожу своей семьей. Это сподвижник творчеству. Что может быть ценней? Считаю, мне повезло - я вытянул в жизни счастливый билет".

"Мы живем, под собою не чуя страны…" - эти стихи о Сталине дорого обошлись поэту. Но, в общем-то, обстоятельства его гибели неизвестны. И точное нахождение могилы - тоже. Век мой, зверь мой, кто сумеет Заглянуть в твои зрачки И своею кровью склеит Двух столетий позвонки?..